Служить бы рад, прислуживаться тошно!

Вечер в Лоскли ничем не отличался от вечера в ее родной деревни Хаттоне. Такие же осенние хмурые деревья, что смотрят свысока на озябших человечков и покачивают массивными ветвями, словно мать, смотрящая на замерзшее дитя. Суетливо крестьяне готовились ко сну, загоняя скотину под крыши маленьких домиков, служащих тем убежищем от ночных незваных гостей. Солнце уже скрылось за лесом, но настойчиво лучами своими еще пыталось достать до просмоленных верхушек домов. Скрипели калитки, ругались мужчины на скот и о чем-то разговаривали, женщины снимали с веревок белье, боясь ночного дождика, что стал частым гостем в сентябре.
Йола вспоминала дом. Совсем недавно она добровольно оставила все то, что было ей родным. Свой родной очаг, отца, взъерошенного мальчишку из Татбери, что давно из оруженосца превратился в солдата, защищающего ночами ее сон. Дома она так не боялась наступающей темноты, ведь там каждый дом - знакомый, каждый поворот можно пройти с закрытыми глазами, по количеству шагом измеряя длину пути до родного порога. А здесь? Незнакомые улочки, проселочные дороги да покосившиеся домики, лишь отдаленно напоминавшие те, что остались в Дербишире.
- Простите! - Йола сильнее закуталась в плащ, отданный ей братом Придери, а от того тот был на добрых размера три больше самой девушки, придающий Йоле бродяжий вид.
Женщина лет сорока на вид, тянущая за собой корову, остановилась и, уперев руки в бока, нахмурилась, глядя на Йолу. Той стало сильно не по себе и уже не хотелось задавать никаких вопросов, а тем более находиться рядом. Но еще постыднее было бы сейчас сбежать.
- Я ищу дом сэра Гая Гизборна, - она кивнула, словно в подтверждение своих собственных слов, пытаясь добавить им уверенности и серьезности.
Но в ответ только долгая пауза, заставившая Йолу с опаской озираться вокруг. Ее изучали, мерили взглядом, заставляя под натиском темных глаз скукожиться до чего-то маленького и незаметного. Кролика или даже муравья, лишь бы стать неинтересной для этого тяжелого взгляда. Корова за спиной крестьянки надрывно протянуло свое высокопарное "Муууу!" и тряхнула ушами, отгоняя комаров, что уже выползли в темноту полакомиться чужой кровушкой.
- Ау? - Йола наклонила голову на бок, в нетерпении ожидая, когда с ней начнут говорить.
- Там! - наконец женщина просто махнула рукой в сторону большого дома из камня и вернулась к своему занятию.
- Спасибо, - на ходу пробубнила Йола, спеша избавиться от общества коров и суровых крестьянок.
Кажется... На ее родине бывали такие экземпляры? Нет, пожалуй, дома все были милы и добры. Или так казалось Дженкинс. А здесь,  куда не плюнь, всюду попадешь в сурового алчного персонажа, что вечно ходит с миной страшнее тех, что у перекошенных злобой и шрамами разбойников и пьяниц. Почему здесь все такие? Убитые своей жизнью, раздавленные тягостями судьбы, словно каждый день, выходя из своих домов, умирая и продолжая жить живыми мертвецами.
Йола тряхнула плечами. Встреча со столь недружелюбной жительницей Локсли заставила на мгновение отойти на второй план мысли о предстоящем ужасном унижении. Впервые за всю свою жизнь ей предстояло кому-то прислуживать. Для себя Йола это сравнивала с рабством.
Вот и порог дома. Еще не поздно отступить и сберечь остатки гордости. И просидеть под чьей-нибудь лестницей, питаясь объедками? Ну уж нет.
- Святый Боже... - губы зашелестели в быстрой молитве над сложенными ладонями. - Ох... - девушка тяжело вздохнула, закончив короткую молитву, оправила юбки и, стиснув зубы, чтобы сходу не наговорить глупостей, постучала в дверь.
Кулак замер над деревянной дверью и после паузы постучал еще раз.

Отредактировано Iola Jenkins (2014-01-27 00:31:12)

И сразу словно тяжелой дубиной по голове. Йола аж скривилась, подавляя в себе желание с громким "Да ничего!" развернуться и гордо зашагать в противоположную сторону от хмурого мужчины. Но раз уж пришла, то куда деваться...
Собрав остатки спокойствия и крепко зажав в кулак, девушка осмелилась поднять глаза на высокого мужчину и вот тут-то дар речи вовсе собрал последние вещички и, отсалютовав, двинул прочь. Если она посчитала хозяина дома хмурым, то сильно ошиблась, так как весь вид его был скорее дьявольски мрачным и суровым. Это было чертовски подло со стороны родных братьев отправить Йолу в дом именно к такому господину. Неужели за годы службы их сердца зачерствели и любовь к сестренке пропала? Других объяснений она не находила. Впрочем, она уже стояла на пороге его дома, а темные глаза пожирали ее.
- Меня зовут Йола Дженкинс, - она вытянулась по струнке, стараясь выглядеть обаятельной и даже - Господи, спаси! - примерной барышней. - Мои братья - Придери, Маллт и Мартин - сказали, Вы согласились принять меня... - нет, не смей произносить это слово, что клеймом останется прямо на душе и на темном лбу. - В ваш дом прислугой.
Ну вот и все. Коварное добралось до нее, окутав аурой служанки в чужом доме. Назад дороги не было, оставалось терпеть и смотреть исподлобья на господина, что так мрачно изучал ее. Да, этот нелепый плащ Придери... Делал из нее бродяжку и уж точно не внушал доверия. Потому Йола, спохватившись, начала стягивать с себя тяжелую теплую ткань. Вместе с плащом рукав платья поехал вниз по плечу и пришлось быстро его поправлять, пунцовея на глазах. Ну отлично! Теперь еще хуже.
- Простите, - сквозь зубы поторопилась произнести Йола, поправляя одеяние и горделиво встряхивая копной волос. - Знаю, мой внешний вид оставляет желать лучшего. Но я обязательно это исправлю. Как только вы разрешите мне остаться, - хотелось удариться головой об этот дверной косяк, в который вцепились глаза, не желая подниматься на и без того мрачного сэра. Просто нужно было уйти. Просто уйти прочь отсюда и больше никогда не пытаться выставить себя служанкой. Но вместо этого: - И я хочу, чтобы Вы знали, сэр, что я готова работать. Во всяком случае... Мне больше некуда идти.
Унижение было невыносимо и глаза бегали всюду, лишь бы не встретиться взглядом с сэром Гизборном. По дверному косяку, по двери, по сапогам, по поясу, по рубашке, потом до подбородка и снова к дверному косяку. Было бы здорово, если бы сейчас произошло что-то невероятное и без участия Йолы ситуация сама собой разрешилась бы. Но никто не приходил на помощь. Ни внезапной стрелы, пронзившей сердце новоявленной служанки, ни начавшегося урагана, ни чумы. Как жаль, придется самой выпутываться...
Холодный сентябрьский воздух забирался в складки легкого платья. Увы, другого у нее попросту не было, а потому даже сняв огромный плащ и оставаясь в легком платье с испачканным подолом и пятнами повсюду, Йола не выглядела сильно лучше. Но выбора не было. Холод все пробирался и пробирался, покрывая руки мурашками, заметными, пожалуй, даже в наступающей темноте.
- Извините, - Йола впервые подняла глаза на мужчину. Ее взгляд вопреки мыслям был решительным. - Могу я зайти? Здесь холодно.

Отредактировано Iola Jenkins (2014-01-08 00:56:10)

- Что-нибудь поприличнее этого платья есть?
Йола скривилась и закатила глаза. Что, сэру Гаю Гизборну больше по нраву ухоженные девицы в чистейших платьях из шелка? Конечно, дочь кузнеца в его доме могла сойти разве что за прислугу, но и та прислуга должна выглядеть под стать дому господина. Ей не пришло в голову, что он спросил это из беспокойства о ее покрывшихся мурашками руках и порой дрожащих коленях. Куда уж! Она слышала о нем. Жестокий и своенравный господин, не знающий жалости и сострадания. Ему-то не будет дела до чьего-то тепла.
- Нет, - Йола пожала плечами, прошмыгнув в дом и остановилось прямо посередине большой залы.
Было уютно. Нет, честно, здесь, в доме жестокого тирана, коим слыл этот господин, действительно было достаточно уютно. Горел камин и ноги тянули к нему, желая погреть озябшие колени, но твердо Йола стояла на одном месте, осматриваясь. Деревянные сваи под потолком, деревянный обеденный стол и всего один стул. Рассматривая утварь, девушка поняла, что многое здесь было единично. Один кубок на столе, один подсвечник стоял на камине... Не сейчас, но позже Йола будет застилать постель, в которой спит только один человек, готовить ужин на одного и каждый вечер ждать только его, Гая Гизборна.
А сейчас Дженкинс, рассмотрев комнату, вновь уперлась взглядом в своего нового господина. Теперь, при свете камина, она могла увидеть его, в прямом смысле, в ином свете. Да, он был чертовски хмур и мрачен, о нем точно можно было сказать, что он жестокий человек. Но было в его глазах что-то еще... Усталость, пожалуй. Некая толика одиночества, порождающая обреченность. И не удивительно, раз живет он один. Одиночеством пропитан был весь дом и Йоле на мгновение стало даже жалко этого человека. Но лишь на мгновение, ведь в ее жалости он не нуждался.
Лишь только Йола подумала об этом, как дверь притворилась и вот она уже осталась наедине с мрачным рыцарем поздним вечером в его доме. Как и у любой девушки в такой ситуации, у Йолы напряглись все мышцы и она насторожилась. Человек этот был ей совершенно незнаком, а то быть уверенной в его чистых помыслах она не могла. Девушка вцепилась взглядом в сэра Гизборна и следила за каждым его шагом, но с места не двигалась. Все-таки она могла за себя постоять. Или хотя бы создать видимость того.
- На всякий случай хочу сказать, что я могу за себя постоять, - Йола скрестила руки на груди, которые тем временем покрылись мурашками от еще не проходящего холода, но она очень старалась дать понять, что... Что? Что сможет ударить его подсвечником по голове, если он вздумает приставать? Сложно было, придя просить работу у уважаемого господина, пытаться, хоть и косвенно, обвинять его в таких деяниях. - Я имею в виду... - Йола поспешила продолжить. - Я здесь недавно и никого не знаю. И совершенно не знаю какой вы человек.
Все, хватит слов. Девушка замолчала и немного вскинула вверх носик, раздувая ноздри в напряжении, которое сковало тело. Братья сказали, что этот человек не просто сможет дать ей работу, а послужить хорошей защитой. Ведь того, кто близок к рыцарю, вряд ли посмеют обидеть на улице. Но Йола понятия не имела будет ли этому мужчине до нее дело и не придется ли ей носить подсвечник под юбкой.
- Кроме работы мне нужна... защита, - Дженкинс сжала пальцами свои плечи, все еще скрещивая руки на груди. - И я надеюсь, что вы тоже меня не обидите.

Достаточно понятно, чтобы не возникло лишних вопросов, способных вызвать ненужное раздражение. Без надобности бить не будут, распускать руки без ее желания явно тоже, сегодня деньги, завтра платья... И еще по мелочи информации. Йола кивала в такт слов своего нового господина.
Вскоре все окрестные деревни и далее будут знать, кто такая Йола Дженкинс. Вот те раз! Внезапная известность всегда имела несколько крайностей, так что могла сыграть как и на руку девушке, так и против нее. Тем более, как уже выразился сэр рыцарь, отнестись к ней могут неприветливо... Но Йола знала, что такое крестьяне. Она одна из них и не мало видела как толпа с вилами относится к неугодным господам. Наверное, в ситуации с сэром Гизборном все обстояло не иначе. И стоило ли ей становиться на одну сторону с тем, против кого ополчилась толпа с вилами?
Девушка тяжело вздохнула и пообещала себя держать подальше от дел господина и не становиться частью его жизни. Пусть она будет простой прислугой.
Пальчики потянулись к горстке монет на столе, еще не касаясь, но уже предвкушая холод золотистых, их приятную тяжесть и это ощущения: у меня есть деньги. Пожалуй, она за последние несколько месяцев не держала в руках ни одной монеты, не расплачивалась ни с кем за еду, с благодарностью принимая то, что доставали для нее братья. И вот несколько монет оказались в ее ладошке. Платье? Хм, а может стоило отложить и начать копить? Или же купить себе что-то значительнее? Или сыграть в кости и получить больше?.. Но, бросив взгляд на своего нового господина, Йола перестала изучать монеты и сунула их в небольшой мешочек, что долгое время пустовал, своей легкостью обременяя.
- Благодарю, - какое-то неуверенное приседание, видимо обозначающее почтенный реверанс или что-то подобное. Но не имело значения.
Девушка хотела было повесить плащ на стоящий рядом стул, но потом осеклась. А что ей можно было? Можно ли повесить свою вещь на спинку хозяйского стула? Новый мир, который принадлежал не ей, а сэру Гаю Гизборну, любезно позволяющему дочери кузнеца занять его краешек.
Ее свобода оборвалась там, где началась свобода господина Гизборна.
- Почему вы живете один? - а дерзость-то не вытравишь. Йола, осмелев после обещаний господина ее не обижать и не давать в обиду, расправила плечи и наконец сделала робкий шаг к камину. - У вас нет семьи? Супруги? - Йола взмахнула копной темных волос, смотря на рыцаря и постепенно стараясь привыкнуть к его обществу. - И почему к вам так относятся в деревне? Они говорят, что вы жестоки и безжалостны. Это так? - может быть, даже толика страха присутствовала в ее словах. - Вы не любите народ Локсли? Они в чем-то провинились перед вами? - а казалось совсем недавно, что вопросов у нее нет. Но любопытство!
Йола потупила взгляд, на языке вертелось еще кое-что, но озвучивать такое было бы полным моветоном. Девушка потянула ручки к огню, но тепло лишь слегка доставало до кончиков пальцев. А в зимнюю пору можно ли ей будет греться у этого огня? Дома было можно все...
- Вы поэтому так одиноки? Потому что они не любят вас? Или вы жестоки к ним, потому что одиноки?
Слишком много вызывающих слов, но привыкнуть к тому, что нельзя говорить все, что вздумается, Йола не сможет никогда. Она уже приготовилась к тому, что их знакомство с господином сейчас закончится его злостью и тем, что ее запрут в своей комнате до утра. Поэтому на всякий случай Йола, смотря на сэра рыцаря большими светлыми глазами, сделала шаг назад.

Отредактировано Iola Jenkins (2014-01-23 10:51:25)

Где-то далеко в лесу под кронами столетних дубов горделиво по своей территории шествовал черный волк. Как водится, один, без стаи. В семье, в которой он родился, все волки были единого серого окраса и к отличившемуся щенку отнеслись враждебно. От того теперь он, огромный страшный зверь, одиночкой брел по тем землям, на которые другим хищникам вход был воспрещен. Здесь был только один вожак. Вожак без стаи.
Травя в тавернах байки о черном чудовище здешних краев, охотники, хоть и заявляя о своем бесстрашии, задумчиво хмыкали в усы и старались держаться подальше. И сложно сказать, какой неведомый случай занес сюда эту трусливую собачонку. На вид охотничья, а скулит и поджимает хвост как обычная дворняга у чужого порога. Серая шерсть, тощие бока... Хозяин явно не жаловал эту суку, а может она была не столь ценным охотником. Пожалуй, он был рад, что та потерялась в дремучем лесу на этой охоте.
Скулеж нервировал черного волка и он, выпустив в морозный воздух клуб горячего пара из напряженных ноздрей, двинулся к зверю, мягко ступая по земле. Страх сковал трусливого зверя и серая охотничья прижалась к земле. Она не была похожа на волка: хвост баранкой, уши хоть и торчком, но больше, словно листья лопуха, лапы тощие и высокие, но все равно она была в разы меньше хозяина этих земель. Черный шел медленно, глаза его смотрели в упор на незваного гостя, а в ответ тот мог лишь прижимать брюхо к земле... Но лишь волк навис над охотничьей, горделиво с высока смотря на свою случайную жертву, серая вытянула морду вперед, втягивая носом запах одиночества и жестокости, а после, поборов скулеж, лизнула того в нос.
Невиданная наглость! Черный одиночка застыл на месте, не понимая почему зверь не боится его. Он наклонился ниже и с интересом громко втянул воздух возле шеи охотничьей. А затем медленно развернулся и побрел прочь. Те, что носят ошейники ему не ровня.
Йола позволила себе улыбнуться, наблюдая за своим новым господином. Как странно, что он проглотил ее дерзость, не посчитав нужным преподать ей урок и заставить замолчать. Она видела господ, кто и за меньшее порол своих слуг. Вспомнить лишь как доставалось мальчишке Каю от его юного изувера-господина.
Что же, это означало, что, возможно, сэр Гизборн не так скор на расправу, как шепчут злые языки повсюду. И, если он готов терпеть дерзость от своей служанки, то кто знает... может быть, он вовсе не жесток и ужасен?
- Вы не правы, - попытка возразить своему господину. И это стерпит? Нет, дело не в том, что Йола отчаянно добивалась ругани и наказания, она лишь прощупывала почву, пыталась узнать человека, с которым будет проводить теперь много времени. - Ваша жестокость порождает ответную жестокость, а значит лишь увеличивает количество врагов, способных вонзить вам меч в сердце, сэр. Это не жизнь, а... выживание, - она пожала плечами, слегка качнувшись. - Неужели вы жестоки ради жизни наедине с агрессивным конем? - вновь скромная улыбка. Когда, когда его терпению придет конец? - Мне не по нраву сплетни о вас, - Йола уже не улыбалась. Это была чистейшая правда. Если уж она будет считать человека настоящим чудовищем, то это будет ее личное мнение, а значит человек должен совершить что-то ужасное по отношению к ней. Пока же Гай Гизборн делал для нее только хорошее: принял в дом, дал денег на платье, позволяет говорить то, что ей хотелось. - И я хочу, чтобы вы знали, сэр, что я вовсе не считаю вас чудовищем, - девушка поудобнее взяла тяжелый плащ и вновь качнулась на маленьких каблучках. - Думаю, все эти сплетни только потому, что вы живете наедине с конем, - она сделала несколько шагов назад, двигаясь к кухне. - Но теперь сэр Гай Гизборн не будет одинок, - она улыбнулась, сделала легкий реверанс и задержалась около входа на кухню, из которой уже собиралась найти вход в свою комнату.
Последует ли заслуженное наказание? Или...
Серая охотничья молча плелась позади черного одиночки, страшась темноты его владений. Пока тот позволял ей это. Но в какой момент одинокий хищник оскалит клыки?..